В первый том сочинений английского философа и писателя Ника Ланда вошли его ранние, более или менее выдержанные в академическом стиле работы.
Но, продвигаясь от одной статьи к другой, мы видим, как «более» обращается в «менее»: Ланд начинает использовать академическую оболочку научной статьи, чтобы едко критиковать, а то и насмехаться над «академичностью» как таковой.
Часть статей этого тома посвящена развенчанию критической философии Иммануила Канта, влияние которой Ланд видит в «разумной» сдержанности, протестантской дисциплинированности и зубодробительной скучности академических практик.
Кант, подчиняющий разуму даже мистицизм, не говоря уже об эстетике, этике и праве, у Ланда становится прекурсором капитализма и обвиняется в жестоком подавлении инаковости — как культурной, так и той, что отличает нас самих от разума.
Чтобы окончательно выпотрошить остатки кантианства, Ланд заручается поддержкой Ницше, Тракля, Чорна и Батая
Это неторопливо-буржуазное, но безжалостно-эффективное подавление, тем не менее рвется по швам, едва Ланд к нему прикасается. В итоге оно обнажает внутри себя именно то, что оно и подавляет. Чтобы окончательно выпотрошить остатки кантианства, Ланд заручается поддержкой Ницше, Тракля, Чорна и Батая, которые взывают к либидинальности, луне, волкам и крысам, мысля иное мученичество — против себя, ставя себя на кон и относясь к себе как к избытку, растрачивая и разрушая.
Несмотря на выбранный формат историко-философского комментария, Ланд мыслит «вместе» с этими мыслителям: их идеи, озарения, концепции не составляют предмет исследования. И Ницше, и Тракль, и Чоран, и Батай для Ланда — концептуальные персонажи, аватары выхода из философии. Они не убеждают, но заражают, прокусывая до кости.
