Книга Сергея Николаевича «Театральные люди» выходит в «Редакции Елены Шубиной» в конце марта. Издание приурочено к Году театра.
«Я почти всегда мог себе позволить писать только о тех, кто был мне по-настоящему интересен, чье присутствие, краткое или продолжительное, делало мою жизнь осмысленной и ненапрасной. При этом мало с кем из моих героев я по-настоящему сближался. Между нами всегда существовала линия рампы, дарившая пространство для фантазии. Мне нравится быть просто зрителем, сочувствующим, сострадающим, всеми нервами и силами души старающимся поддержать тех, кто сейчас на сцене. Знаю, как они беззащитны и уязвимы, несмотря на свой актерский апломб. Как они ловят любой, даже еле слышный знак одобрения, любое, самое незаметное движение навстречу… Собственно, эта книга — о них и для них». Сергей Николаевич
Имена героев новой книги театрального критика, главного редактора журнала «Сноб», телеведущего Сергея Николаевича известны даже тем, кто далек от театрального мира. Алиса Фрейндлих, Рената Литвинова, Михаил Барышников, Майя Плисецкая, Кирилл Серебренников, Данила Козловский, Алла Демидова, Инна Чурикова, Евгений Миронов… Прима-балерина, театральный стилист, звезда французского театра, легендарный танцовщик, гениальные режиссеры и великие актеры – все они предстают перед читателем не просто как звезды, сияющие на театральном небосклоне, но прежде всего как живые люди. Всех их объединяет одна великая страсть – Театр.
На страницах «Театральных людей» — рассказ о Михаиле Барышникове, монолог Беллы Ахмадулиной, записанный ночью на кухне у неё дома, репортажи с фотосессий Ренаты Литвиновой и Инны Чуриковой, рецензия на спектакль с Изабель Юппер… Каждая глава — новый герой в новых декорациях, которыми служат то парижское кафе, то съемочная площадка программы «Культурный обмен», то пространство театра, то модная съемка в отеле на Лазурном берегу…
Сергей Николаевич рассказывает и о том, как начался его собственный роман с театром, когда он жил на Кутузовском проспекте и проводил часы в кинотеатре «Иллюзион»: «Там в фойе висели черно-белые портреты Ингрид Бергман и Вивьен Ли, Кларка Гейбла и Генри Фонды, Марлона Брандо и БэттДэвис. Их лица, их судьбы, их фильмы и были содержанием моей настоящей жизни, подменявшей скучную реальность сияющим иллюзионом, куда я устремлялся со всем безрассудством юности». Второй любовью после кино стал театр, который затем превратился в главное увлечение, неотъемлемую часть жизни.
Аннотация:
Это книга о тех, для кого Театр не просто профессия, но потребность души и главное содержание жизни. Речь о великой страсти, которая проявляется по-разному и не только на сценических подмостках, — именно она предопределила судьбу героев Сергея Николаевича, сделав кого-то жертвой, а кого-то — счастливым победителем.
«Театральные люди» — это актерские портреты, яркие статьи о режиссерах, художниках и спектаклях, написанные в разные годы. Впервые собранные вместе под одной обложкой, эти тексты читаются как театральный роман, где один сюжет приводит к другому, а все вместе они создают картину времени.
Об авторе:
СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ — театральный критик, журналист, культуртрегер. С 1982 по 1990 гг. возглавлял журнал «Советский театр», работал в журналах «Огонёк», «Домовой», «ELLE». Был главным редактором журналов «Madame Figaro» и «Citizen K». С 2009 — главный редактор журнала «СНОБ». Ведущий программы «Культурный обмен» на ОТР, автор и составитель одиннадцати литературных сборников, изданных «Редакцией Елены Шубиной». Среди них бестселлеры «Всё о моем отце» (2011), «Красная стрела» (2013), «Всё о моем доме» (2015), «33 отеля, или Здравствуй, красивая жизнь!» (2018). Живет в Москве.
Отзыв:
«Книга Николаевича “Театральные люди” — серия литературных портретов. Одни схвачены буквально несколькими штрихами, другие выполнены со скрупулезной прорисовкой, каким-то чуть ли не маниакальным вниманием к деталям, но при ближайшем рассмотрении становится очевидно, что ни один мазок здесь невозможно вымарать, и каждый занимает на странице единственно возможное место». Сергей Кумыш
Цитаты:
«Для меня всегда было загадкой, почему тут такой сквозняк. Буквально переезжаешь мост, как тебя начинает пробирать холод и ветер сшибает с ног.
— Ну, это же хорошо. Значит, воздух чище, — убеждает меня мама.
Она вообще считает, что жить на Кутузовском — это какая-то невероятная удача. Для нее это как Беверли-Хиллз и Сен-Жермен-де-Пре вместе взятые. Фетиш престижа и успеха, за который надо держаться во что бы то ни стало. К тому же она живет здесь уже больше пятидесяти лет. “Привычка свыше нам дана, замена счастию она”. Один и тот же вид из окон на шпиль гостиницы “Украина”, которая давно уже и не “Украина”, а Raddisson
Moscow Palace. Один и тот же маршрут троллейбуса № 2,который с прошлого года поменяли на автобус. В час пик намаешься ждать на ветру…»
«Комсомольские активисты мне не нравились совсем. В их невыносимо дружном пении песен Пахмутовойи Добронравова, в этой беспрерывной пропагандистской брехне про БАМ и Вьетнам была сосредоточена вся советская фальшь и пошлость. Кто-то бежал от них в академические штудии Гельдерина и Клейста. Кто-то выбирал себе судьбу диссидента с дворницкой в придачу. Я же уходил в кинотеатр “Иллюзион” или в его филиал клуб “Красные Текстильщики”, располагавшийся напротив шоколадной фабрики “Красный Октябрь”».
«Когда Катанян вернулся, голосом маленькой девочки потребовала себе сырок в шоколадной глазури и, развернув его хищными пальцами с алым маникюром, стала быстро-быстро уплетать, словно белочка орехи. Кажется, она даже почти пропела от удовольствия: “Какой свежий!” Вся очередь смотрела, как жует Лиля Брик. “Из-за этой еврейки стрелялся Маяковский”, — кто-то тихо произнес за спиной, и я буквально кожей почувствовал ожог ненависти».
«— Давай я туда прыгну прямо в одежде. А потом вынырну. И вы меня снимете с бокалом или чашкой кофе в руках. А? Даниле Козловскому, восходящей звезде из России (под этим кодовым названием он проходил в моей переписке с агентством и отелем — “rising star from Russia”), в пиджаке Versace, не терпится уже что-то сделать. Время от времени его посещают разные идеи по поводу съемок: давай прыгну здесь, или залезу сюда, или возьму розу в рот и сяду с ногами прямо на этот комод (XVIII век, Буль, оценочная стоимость 100 000 евро. — С.Н.). Вот увидишь, будет дико круто!»
«Театр — это традиции, прошлое, память места. Если ничего этого нет, то речь идет скорее об арендуемом помещении: играть спектакли можно, но что-то очень важное, ради чего люди ходят в театр, безнадежно исчезает».
«Сколько их было в моей жизни, этих “Вишневых садов”? Не возьмусь даже подсчитывать. Наверное, несколько десятков. Самых разных: традиционных, авангардных, российских, иностранных. С настоящими вишневыми деревьями на сцене и с символическими тонкими прутиками. В чем тайна чеховской пьесы? Почему не надоедает ее смотреть? Почему каждый раз что-то внутри обрывается, когда слышишь, как Раневская спрашивает: “Кто купил?” — и смущенный ответ Лопахина: “Я купил”?»
«Трагическая кукла — первоначальный сценический образ Коонен, придуманный от начала и до конца Таировым. Актриса-автомат, чей каждый жест, взгляд, интонация просчитаны и продуманы до малейших деталей. Другой вопрос — откуда у автомата может быть страсть?»
«Наталья Анатольевна Крымова не была актрисой. Она была театральным критиком. Самым известным и самым влиятельным из всех, кого я тогда знал. За ней были ее репутация, ее статьи и книги, ее телевизионная слава и ее муж Анатолий Эфрос. К тому времени, когда мы познакомились, их имена, спаянные более чем тридцатилетним браком, воспринимались как символ блестящего и равноправного союза двух незаурядных личностей, аналогов которого в отечественной культуре не так-то легко найти. Ну, может, Галина Вишневская и Мстислав Ростропович или Майя Плисецкая и Родион Щедрин».
«Наверное, главная заслуга Виктюка, что он нагляднопоказал: театру вовсе не обязательно быть мужским илиженским. Актеры — это всегда “третий пол”, а то, чем они занимаются на сцене, — это игра воображения и природы, “сон золотой”, чья цена резко возрастает, когда деньги перестают что-либо стоить, а на сахар и хлеб вводят талоны».
«У Вульфа было то, чем не владели его более молодые и, может быть, даже более просвещенные коллеги, — прирожденный дар телегении. В век клипового сознания и мгновенно меняющейся картинки статичная мизансцена с единственным рассказчиком в кадре выглядела старомодной до архаичности, но в этой наивной повествовательности было что-то магическое».
«Театр жив, пока на него смотришь из зала. Дальше начинается туман мифов и легенд. И Алла Демидова знает это как никто. Поэтому предпочитает, чтобы ее воспринимали как актрису, живущую сегодня, а не как героиню театральногоэпоса, каковой она, безусловно, давно является. Нынешняяжизнь при всех ее ужасах для нее интереснее воспоминаний».
«Полтора года назад опять начались репетиции. И снова Чехов. Снова “Вишневый сад”. Первым мне рассказал об этом Данила Козловский. Он — Лопахин, Раневская — Ксения Раппопорт, Варя — Лиза Боярская. Звездный состав. — Ну что, великая роль. Поздравляю! — обрадовался я. Данила засомневался. — Ну, всё-таки не главная… — Ты что? — возмутился я. — У Высоцкого за всю жизнь было только две таких роли — Гамлет и Лопахин. Его крик “Вишневый сад — мой” до сих пор у меня в ушах стоит»
«Для меня она и есть душа русского театра, того самого театра, который достался нам в наследство от Ермоловой, Стрепетовой, Комиссаржевской. Именно Чуриковой суждено было стать их главной преемницей. И даже в том, что с молодых лет ее принято было уважительно называть по отчеству — Инна Михайловна, — тоже видится продолжение исконно российской театральной традиции возводить любимую актрису на пьедестал, окружать почтением, относиться как к высшему существу».
«В нью-йоркском Центре искусств, который Барышников открыл после того, как распустил свою труппу ОАK (WhiteOak Dance Project), всё время что-то происходит, какая-то очень интенсивная жизнь: новые коллективы приезжают и уезжают, постоянно мелькают молодые лица, проходят авангардные перформансы, устраиваются однодневные выставки и мастер-классы. Кого-то Барышников спонсирует,кому-то предоставляет площадку, с кем-то вступает в более длительные профессиональные отношения. Не начальник, не звезда, не гуру — обычный труженик, работяга. Собранный, энергичный, доброжелательный».
«Надо видеть, что она выделывает на сцене. С каким бесстрашием пускается в эту авантюру — сыграть за один вечер сразу трех Федр! Минуя все могилы, все горы театроведческих исследований, забыв о собственном статусе первой актрисы Франции, Изабель Юппер идет напрямик к поставленной цели. Самое скучное — сказать, что цель эта — развенчание мифа и демонстрация дальнейшей дегуманизации современного общества».
«Редкое сочетание невероятной предприимчивости,железобетонного упорства и абсолютно расфокусированного сияния. Как всё это сосуществует в одном человеке — ума не приложу. Тем не менее это и есть Рената Литвинова. На самом деле Рената умеет всё — сочинять сценарии, брать интервью, давать интервью, режиссировать, находить на свои проекты деньги, выставлять свет и даже подменять, если надо, художника по костюмам. В последнее время стала чудесно рисовать».
«За свою жизнь Андрей Могучий много чего поставил. Для него Театр — это какой-то беспрерывный процесс, где не бывает антрактов на “другую жизнь” или “просто жизнь”. Театр — это самый неподатливый, мучительный материал, который только и знает, что сопротивляется. А Могучий пришел себе его подчинить — волей, талантом, властью, коварством, обманом, деньгами спонсоров…»
«Без него этой книги бы не было. Хотим мы этого или нет, но нынешнее театральное время войдет в историю под названием “Театр времен Кирилла Серебренникова”. После его спектаклей в “Гоголь-центре” стало невозможно играть и ставить, как было принято прежде».
