История дома с колоннами у Технологического института

11.03.2019 02:49

Наталия Цендровская рассказывает удивительную историю обычного дома на Загородном проспекте.

Этот деревянный дом с колоннами 100 лет стоял на краю Семенцов, напротив Технологического института. Стоял-стоял и достоялся до того, что в 1900-х годах оказался едва ли не единственным таким домом в городе, а когда-то в Петербурге, и в Семенцах, и в Ротах, и на Петербургской стороне, да мало ли где еще, таких домиков было очень много, это был очень распространенный тип небольшого городского особняка самого начала XIX века. У нас и каменных-то домов такого фасона в городе осталось всего, кажется, два – дом Глуховского у Большого Крестовского моста и здание типографии Академии наук на углу Большого и 9 линии, все остальные давным-давно от жадности надстроены-перестроены.

Изображений таких домов тоже почти не сохранилось, фотографы в XIX веке предпочитали фотографировать патентованные красоты Петербурга, исключения были редки. Ну, или не дошли до нас. Этой фотографии тоже, скорей всего, не было бы, возьмись хозяйка участка на углу Загородного и Подольской строить новый дом на год, допустим, раньше, в 1906-м. Но нет, вдова коллежского регистратора В.В. Васильева решилась на этот шаг в самом начале 1907 года.

Как раз в те дни, когда проходил архитектурный конкурс, и комиссия, в которую входили известные архитекторы – Ф. И. Лидваль, Д. А. Крыжановский, К. К. Шмидт, А. И. Дмитриев – выбирала из двадцати одного проекта лучший, по которому и предстояло возвести огромный 6-этажный дом на месте этого особнячка, как раз тогда по инициативе Общества архитекторов-художников (председателем его был П.Ю. Сюзор), была создана Комиссия по изучению и описанию Старого Петербурга. Членами ее стали известные архитекторы И.А. Фомин, Л.А. Ильин, Н.Е. Лансере, многие художники “мирискусники” и другие люди из тех, кто называл себя “обожателями Старого Петербурга”.

Одним из первых дел Комиссии стала борьба, если не за спасение домов, приговоренных к уничтожению (это было совершенно нереально), то хотя бы их тщательное фотографирование и спасение отдельных архитектурных деталей из этих гибнущих сокровищниц – скульптуры, образцов резьбы, старинных кафельных печей, лепнины, художественного металла.

Архитекторы, решавшие, каким быть новому дому на Загородном, не могли не знать об этой инициативе своих коллег, и, подводя итоги конкурса, внесли в это благородное дело свою лепту, записав в своих решениях: “…Желательно снять фотографию с существующего деревянного дома, в виду того, что он представляет из себя один из немногих существующих в Петербурге образцов деревянной классической архитектуры”.

В апреле-мае 1907 года в Комиссии по изучению и описанию Старого Петербурга был составлен список тех построек, с фотографированием которых надо было торопиться. Мы как-то вспоминали об этом, потому что в составлении этого списка принимал участие Добужинский. Он просил включить в список и тот зеленый особнячок, который не раз рисовал из окон своей квартиры в 7-й роте Измайловского полка.

А первый пункт в том списке выглядел так:
“1) гостиница “Мир”, Загородный пр. Деревянное здание Empire”.

Номер дома, как видим, не указан. Как понять, идет ли здесь речь о том домике, который мы видим на фотографии?
Что на фотографии изображен именно дом на углу Загородного и Подольской, это понятно – слева виден дом 2 на углу Подольской, каким он был до надстройки в 1910-1911 годах. Но действительно ли в списке имелся в виду именно этот деревянный дом?

Казалось бы, чего проще – посмотреть во “Всем Петербурге на 1907 год”, где находилась гостиница “Мир”. Ах, если бы! Нет в адресных книгах за эти годы гостиницы с таким названием. И даже меблированных комнат с таким названием нет.

Представляет из себя один из немногих существующих в Петербурге образцов деревянной классической архитектуры

С названием нет, а без названия гостиница в доме 1-66 по Подольской нашлась. Ее владельцем был почетный гражданин Федор Николаевич Орлов. Должно быть, вывеска с названием висела, а формально название не существовало. Надо сказать, что во “Всем Петербурге” не названо на эти годы никакой другой гостиницы на Загородном проспекте вообще. Да и другой деревянный дом в стиле ампир найти в те годы на Загородном проспекте вряд ли уже было возможно – не зря же в решении конкурсной комиссии было написано: “представляет из себя один из немногих существующих в Петербурге образцов деревянной классической архитектуры”.

Но в чем же подарок, спросите вы, фотография эта давно известна. Известна, да. А про владельцев вам приходилось что-нибудь слышать? Вот то-то и оно, и мне не приходилось. Мы ведь – признаемся себе – лицемерим слегка, когда поддакиваем поэту насчет того, что “людей неинтересных в мире нет”. Ну, нет, вроде бы, да. А соединить, наконец, в своем воображении образ неординарной постройки и человека, о котором что-то знаешь, ну, хоть краем уха слышал, это вам как? По мне так одно из главных и несомненных удовольствий всех этих занятий.

Полистав петербургские адресные книги 1-й трети XIX века, с изумлением обнаружила, что в 1800-1820-х годах деревянный особняк принадлежал генерал-майору Александру Дмитриевичу Сухареву. Женой А.Д. Сухарева была Агафоклея Марковна, урожденная Полторацкая, одна из дочерей первого директора Придворной певческой капеллы Марка Федоровича Полторацкого.

Орест Кипренский Портрет Елизаветы Марковны Олениной

Родная сестра А.М. Сухаревой Елизавета Марковна была женой А.Н. Оленина, директора Имп. публичной библиотеки и президента Академии Художеств. Сестры и их семьи были очень дружны, Сухаревы часто бывали в Приютине, усадьбе Олениных, наконец, Агафоклея Марковна приходилось родной теткой Анне Олениной и Анне Керн.

Агафоклея Марковна Сухарева, урожденная Полторацкая
30 июля 1776 – 30 апреля 1840.
Литография А. Васильевского

Когда в Бородинском сражении погиб 19-летний сын Олениных Николай, а другой, Петр, был тяжело ранен, то один из их сослуживцев, не находя слов, чтобы сообщить об этом их родителям, написал письмо А.Д. Сухареву, как самому близкому Олениным человеку. Словом было множество причин, по которым имена Сухаревых постоянно мелькали в семейной переписке и воспоминаниях.

Матери сестер Полторацких (была еще Варвара Марковна, в замужестве Мертваго) принадлежал почти весь огромный квартал между Сенной площадью, Обуховским (Московским) проспектом, Фонтанкой и Полторацким переулком (там, где теперь выход с рынка на Фонтанку). Обычно пишут, что каждая из дочерей получила в приданое по дому на Фонтанке (нынешние дома 97, 99 и 101), но это не совсем так. А.М. Сухарева получила большой участок на Обуховском проспекте (там, где теперь дома 4 и 6 по Московскому), но поселились Сухаревы там, в своем особняке, только в 1830-х годах, а в 1800-1810-х жили здесь, на углу Загородной улицы и 2-й линии, так называлась тогда нынешняя Подольская улица, а для ясности полагалось добавлять: Московской части. Дом тогда был совсем новым и необыкновенно изящным, построенным по последней моде.

Агафоклея Марковна была женщина необыкновенная. Мы очень мало знаем о ее частной жизни, все, кто писал о ней, вспоминали только об общественном ее служении. Никто не написал о ней так вдохновенно, как знаменитый В.В. Стасов, отец которого архитектор В.П. Стасов был близким другом Агафоклеи Марковны:

“Она умерла в 1840 году председательницей Петербургского Женского Патриотического общества, в какой должности она состояла более 16 лет, т.е. с конца царствования Александра I. Это была женщина с необыкновенной, совершенно мужской энергией и инициативой: с самых молодых лет она посвятила себя на пользу ближнего, и никакие отношения семейные, такие, как отношения жены и матери, никогда не помешали ей проводить все дни свои, с раннего утра и до ночи, в какой-то неугомонной и ненасытимой деятельности на пользу сиротам, больным, бедным, нуждающимся в воспитании, притесняемым и угнетаемым. С необыкновенным мастерством и настойчивостью, неизвестными большинству русских женщин предшествовавшего нам периода, т.е. женщин конца XVIII и начала XIX века, она умела приобретать авторитет, глубокое уважение и доверенность; связи ее во всех слоях общества были бесчисленны, ее глубоко уважал сам император Николай I, даже иногда ее слушался. Она всем казалась несокрушимым гранитом, на который можно опереться, который спасет и защитит от всякой напасти. Школы росли и плодились под ее руками как грибы; она не знала утомления, когда надо было посещать и следить за ними; у ней был словно талант создавать средства, привлекать капиталы…”

На ее надгробии в Александро-Невской лавре выбиты слова: “Под камнем сим покоится прах почтенной Агафоклеи Марковны Сухаревой, посвятившей себя с юных лет на пользу Ближнего. Была дочь почтительная, супруга верная, мать нежная, с тем вместе была бедным помощница, страждущим утешительница, притесненным защитница, прибегающим к ней покровительница, одним словом жила не для себя, а для ближнего”.

Надгробие А.М. Сухаревой на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры

А фотография, которой вся эта история добавляет теперь такие яркие штрихи, возвращает нас к печальной весне 1907 года, когда дому Сухаревых оставалось жить, наверное, не больше, чем месяц-другой.

А если присмотреться, то можно прочитать и фамилию хозяина: Тернетте.

Вывески гостиницы, о которой шла речь в начале, не видно, должно быть, она находилась со стороны Подольской улицы, а, может быть, уже снята. Но видны вывески другого заведения – булочной и кондитерской. А если присмотреться, то под зонтиком над входом в полуподвальное помещение можно прочитать и фамилию хозяина: Тернетте.

Не знаю, когда семейство Тернетте появилось в здешних местах, но в 1891 году, когда начался ежегодный выпуск адресных книг, Тернетте уже жили на Серпуховской улице, и отец семейства Август Иванович содержал булочную в соседнем доме 68 на углу Серпуховской. К 1904 году появились свои булочные и у его сыновей: у Владимира на Рузовской, 21 (знаете, наверное, этот дом – знаменитый дом купцов Петровых, в котором все стены покрыты наивными росписями и где сохранилось множество диковинных печей), у Теодора – на Петергофском, 7, у Августа – здесь, в доме 66 на углу Подольской.

Братья продержались здесь со своими булочными до начала Мировой войны, а потом имена их исчезли из петроградских адресных книг. Следы одного из них (кажется, это он) сохранились в документах православного Берлинского кладбища “Тегель”: Владимир Августович Тернетте скончался 23 декабря 1942 года на 61-м году жизни. Бог знает, какая жизнь стоит за этими словами.

Автор: Наталия Цендровская


Актуально